Восприятие музыки мужчинами и женщинами

МНЕНИЕ МЕЛОМАНА

Я попыталась выяснить разницу между тем, как мужчины и женщины воспринимают музыку. Выяснить, надо заметить, у меломана. Настоящего меломана – из тех, у кого дисков больше, чем у дурака фантиков. Лежат и валяются эти диски повсюду. Образуют пыльные залежи на книжных полках, устилают ковер и иногда хрустят под ногами. Единственное место, где они никогда не бывают, – это специальный ящик для дисков и настенные дискодержатели из IKEA. Диски должны жить, а не храниться, их надо хотя бы раз в неделю трогать руками. Так считает мой меломан. Диски живут, и пыль на них копится месяцами, собирается в большие серые клочья. Если чихнуть на диски, то облако, поднявшееся от них, засыплет квартиру до основания так же, как пепел Везувия Помпеи. Но если чужая недобрая рука только прикоснется к ним для того, чтобы обмахнуть тряпкой культурные напластования, сразу же начнется большая народная тревога: “Твоя тряпка пахнет рыбой. Не смей трогать диск пальцами. Не переставляй коробки, они разложены по алфавиту”. Да, где после Arena идет сразу XzBit, а дальше – Виктор Цой, Земфира и группа “Волосатое стекло”.

Количество дисков неуклонно растет. “Зачем ты купила эту вазу, ты тратишь деньги на пустяки”. – “Скажи, милый, у тебя есть деньги?” – “Откуда? Я вчера купил пять фирменных дисков “Аквариума”. – “Так у нас же и так полное собрание и все концертники!” Да-а, женщине не понять, что такое лицензионный звук…

– Я считаю так, что существо женского пола не может по-настоящему любить музыку, - говорит он, делая звук на музыкальном центре потише. - Для вас музыка – это либо средство общения, либо банальный фон. Зачем вам нужна музыка, диски, концерты?! Чтобы с кем-то познакомиться. Пошла на концерт – познакомилась. Повыпендривалась на почве музыки, нашла общий язык. Сделала вид, что ты тоже любишь то, что он слушает, – понравилась. И так далее. Или просто время провести. Затащить своего несчастного парня в капеллу. Где он будет куковать весь органный вечер в обществе нафталиновых мымр. Или банальный фон. Пришла домой, поставила диск, включила погромче – сама на кухне салаты крошит, музыка играет. Красота!

ИСКУССТВО И ЖИЗНЬ

Вот именно. Однако не у всех есть время крошить на кухне салаты. Некоторые просто слушают музыку.

– Пожалуйста, вытащи белье из стиральной машины…
– Что?
– Вытащи белье из стиральной машины!
– Чего ты говоришь? Не слышу!

Конечно, если на всю квартиру орет группа “Ленинград”. Благодаря новой саунд-системе из восьми колонок и мощного сабвуфера (вот чего действительно не может ни одна известная мне женщина, так это выговорить с первого раза слово “сабвуфер” или объяснить, что это такое) кажется, что все члены музыкального коллектива скачут и беснуются прямо в комнате за стеной.

– Мне нужен компьютер.
– Сейчас!
– Мне очень нужен компьютер.
– Подожди, я качаю музыку.

Качание музыки – это еще одно важное дело, которое должно осуществляться постоянно. Как будто это нефть, остановка в прокачивании которой ведет к падению курса доллара. Музыка качается тоннами. Баррелями. Я прихожу с работы – она качается. Я ухожу на работу – она все еще качается. Причем все та же, с вечера. Я ложусь спать, выключаю свет – а она все качается. Качается. Качается… Баю-бай!

Сигнал утренней побудки – это не привычная противная трель и не согласное попугайское чириканье Бачинского со Стиллавиным. Это врубленный на полную мощь русский рок. Он обрушивается на голову, одним махом сдавливает легкие и двигает под дых, пригвождает к кровати, как кувалда молотобойца. Я бы с утра вынесла все. Даже романсы Олега Погудина. Но только не торжествующий вопль Батьки Шевчука “Аана-а-а! Любо-о-овь!” в той дозе децибелов, от которой быстро глохнут живущие рядом со стадионом.

Да! Да! Да-да-да! Да-да-да-да, да-да!

А потом мы все-таки идем в капеллу. Я не могу сказать, что сильно разбираюсь в классике. Она мне просто приятна. Как жемчуг. Как кружева. Как старая мебель. Как красная блузка и агатовая брошка бабушки с программками. Мне кажется, это стиль, который следует соблюдать. Съесть в буфете пирожное с масляным кремом, купить расписание концертов на весь год (чтобы оно весь год лежало на видном месте и мешало, попадаясь под руку, – а выбросить стыдно) и тихо сидеть в своем ряду, представляя себе, как же это так: жили люди такие же, как мы, а сочиняли классику… Не притопывать в такт ногой. Не шептать на весь зал: “Вторая скрипка лажает!” И ходить по красноковровым коридорам и лестницам чинно, под ручку, а не в обнимку, засунув руку барышне в декольте с таким видом, что, мол, держитесь, академические моли, сейчас мы покажем вам, что такое альтернатив! И уж конечно не пить пиво в антракте.

– Все женщины любят классику, потому что ничего в ней не понимают!

А в филармонию мы любим ходить, потому что туда надо нарядно одеваться. А музыкальный центр нам нужен, чтобы радио слушать. А пластинки мы изредка покупаем, чтобы показать, что мы не хуже мужчин. А покупаем мы их по принципу: я жила с Сережей, он слушал трэш, потом с Иваном, он слушал грандж, потом с Олегом, который любит прогрессив, а теперь встречаюсь с Петей и покупаю с ним клик-хаус. А так мы не способны любить музыку. Органически.

Я НЕ ЛЮБЛЮ ЕЕ С ДЕТСТВА

Лет в 7-8 девочек обычно начинают отдавать (так это и называется – отдавать) в музыкальную школу. Причем в 2-3 раза чаще, чем мальчиков. И если мальчиков, как правило, устраивают на разные интересные отделения: баяна, например, или кларнета, или ударных, или домры (кстати, в детстве я постоянно путала домру с байдаркой), то маленьких мучениц с большими бантами всегда волокут на фортепиано. Нет более нудного инструмента, чем этот шкаф с клавишами, который грозно маячит за креслом в гостиной, загромождая пространство и постоянно напоминая: заниматься надо каждый день! До самой смерти! Я потратила 17 лет, чтобы научиться играть одним пальцем во второй октаве “У дороги чибис”. 7 лет прошло, прежде чем я закончила музыкальную школу. И еще 10 потребовалось на то, чтобы забыть все, кроме “Чибиса”. Могу сыграть, когда в настроении.

При этом у меня, например, не было никаких данных для того, чтобы отдавать меня в музыкалку. Слух как у рабочего штамповочного цеха. Голос – как у простуженного медвежонка. И 7 лет подряд я выслушивала замечания: я мало упражняюсь, я плохо ставлю пальцы, я не готова к сольфеджио, я начинаю раньше всего хора, и я гнусно смеюсь на уроке музыкальной литературы над славным именем композитора Хренникова. А почему? Потому что девочка должна быть музыкально образованна. В то время как моих сверстников мужского пола, не проявивших должного усердия в упражнениях на баяне, через год благополучно забирали из музыкальной школы, а баяном начинали придавливать квашеную капусту.

Когда я поступала, я любила музыку. Я любила петь, раскачиваясь на качелях, “Пора-пора-порадуемся на своем веку” и “Вдали за рекой загорались огни”. Я любила танцевать под родительский “Пинк Флойд” и “Аббу”. И даже под Владимира Высоцкого. Когда я заканчивала, настоящее наслаждение доставляло мне только одно: залезть ночью на даче на крышу высокого сарая и врубить на весь поселок “Сектор Газа”.

НЕЛЮБОВЬ ЕЩЕ УВЕЛИЧИЛАСЬ

А потом начались подростковые музыкальные войны. “Ты кто?” – “Рэппер!” – “А я металлист! Конец тебе!” Группы доморощенных панков выходили по вечерам бить рэйверов. А рэпперы вместе с альтернативщиками охотились на алисоманов и нарождающихся скинхедов (тогда даже “Рамштайн” еще не было, только “Лайбах”). Родители запрещали под страхом отправки к бабушке на картошку носить значки и прокалывать уши… но ладно, как это было, помнят, наверное, все. Самое печальное, что это было ужасно интересно. Я бы тоже с удовольствием пошла ночью воевать и снимать скальпы. Бить металлистов и таскать панков за чубы. И я бы им показала!

Но удел нормальной девочки – шушукаться у стенки на дискотеке. В ожидании, пока к тебе подойдет неприятный мальчик с лысой головой и длинной челкой, который только что наглотался в кустах водки Black Currant, и пригласит танцевать – одна рука у тебя на попе, вторая – на шее. А если никто не приглашал, можно было потанцевать с подружкой. На креативном пионерском расстоянии.

Я НЕВЗЛЮБИЛА ЕЕ ОСНОВАТЕЛЬНО

Когда я поступила в университет, все начали резко петь в группах. Каждая уважающая себя барышня считала своим долгом примкнуть к тому или иному самодеятельному коллективу в качестве вокалистки. При этом мальчик, который в первом классе забросил баян, теперь запиливал на басу. Примерно так: бу-бу-бу. А мальчик, который пил водку и брил голову, теперь отрастил жидкую бороду, покрасил ее в синий цвет и взял в руки электрогитару, причем главным успехом в игре на ней стал считать ловкое сдергивание с себя штанов в конце соло. А вот на клавишах стоял Ромик Штейман, который, как и я, отмотал свой срок на фортепиано до конца.

Группа, в которой пела моя подруга Настя, называлась “Удар молотком по улыбке Джоконды”. Притом из Насти она переименовалась в Мишель. Группа даже однажды выступила в клубе “Окошки”. Группа, в которой пела Алена, носила название ССД, то есть “Смерть Советским Детям”. Алена выходила на сцену босиком и в спущенном с плеч черном свитере с очень длинными рукавами, хваталась обеими руками за микрофонную стойку и глухим голосом начинала: “Смерть – это жизнь. Жизнь – это стакан кефира”. И т.д. Точнее, выходила бы и начинала бы, потому что ни сцены, ни микрофона у них так и не появилось.

Была даже группа “Задница”, которую основали мои знакомые студенты духовной семинарии. У них была песня “Столбы”. Звучала она так: “Стол-бы…. стол-бы… стол-бы… стол-бы…” – и так 7 минут.

И все эти музыкальные коллективы обращались со своими вокалистками примерно так: посылали за пивом; отпускали шуточки на предмет их сексуальной жизни; постоянно говорили о том, что надо менять солистку… Мне было мучительно обидно за подруг. Группы репетировали, пили пиво и вели совершенно необузданный образ жизни. Потом группы распались, а последствия необузданности напоминали о себе еще долго.

Я ЕЕ ВОЗНЕНАВИДЕЛА

Когда я заканчивала университет, все вокруг начали страшно стремиться в яппи. Покупали себе модные СD-плейеры и наушники с пультами. Начинали собирать коллекции джаза. Кое-кто ставил чейнджер “Кенвуд” в свои первые ведроподобные “Жигули” и носился по улицам с открытыми окнами, сотрясаясь от бита и стреляя карбюратором.

Музыка доставала повсюду. В машине она орала, в клубе – гремела, на концерте просто прошивала насквозь. Стоило сесть вдвоем в электричку, чтобы поехать к природе, тебе в уши тут же втыкали плейер – громкость, разумеется, на максимуме. А на природе к нему доставались выносные колонки. Стоило прийти в гости – тебе мгновенно ставили “новый охренительный диск”. Весь оставшийся вечер хозяин квартиры закатывал глаза и корчился от удовольствия в кресле, а ты с каменным лицом сидела на диване, натужно улыбаясь в те моменты, когда он все же поворачивался к тебе и кричал сквозь музыку: “Ну как тебе?”

Неужели музыку надо обязательно слушать всегда?

И, наконец, каково это, когда вы вваливаетесь в дом, обвиваетесь друг вокруг друга, срываете одежды… и вдруг он шепчет: “Подожди секунду, я музыку включу”. Ты, недоумевая, прикрываешь срам. Его нет минут пять. Он гремит коробками и хлопает ящиками. Наконец возвращается с томной улыбкой на лице. И в тот самый момент, когда он опускается рядом, из соседней комнаты раздается громогласное: “My friend got a girlfriend and he hates this bitch!”

ВОТ ЗА ТО Я НЕ ЛЮБЛЮ МУЗЫКУ

Свои любимые диски я держу в ящике стола. Потому что их давно изгнали из коробок как недостойные, а на их место вложили “накачанное”. Я их почти никогда не слушаю – у меня слишком много других дел, а в доме и так постоянно что-то играет. А главное – стоит мне тихонечко, тайком от всех, вставить что-то из моих любимых песенок в музыкальный центр, выключить свет, залезть в кресло, поджать ноги и представить себе, как бы я сняла клип о себе на эту песню, – тут же открывается дверь.

– Отдыхаешь? Отдыхай, зайка. Подожди, я тебе сейчас нормальную музыку поставлю!

Вот почему я не люблю музыку. Вот почему я ловлю в шуме кафе, в бормотании радио, в толчее магазинов обрывки моих любимых песен и радуюсь. Вот почему я наслаждаюсь каждым клочком тишины. Вот почему меня устраивает дряхленький плейер и маленькая стопочка дисков в ящике стола. Потому что, видимо, женщины действительно не способны любить музыку по-настоящему. Святая правда.